Владимир Маничев родился в Челябинске 13 января 1958 года. 65 лет — возраст почтенный. Но возраст души измеряется не годами, а тем, насколько она «пришла» в меру возраста Христова. Жизнь и судьба отца Владимира, как жизнь любого, наверное, человека полны своих непростых вопросов и многозначных ответов. Даже поверхностный взгляд на его биографию сразу цепляется за крутые вехи и перепады – что по части географии (Урал – Сибирь – Кавказ), что по части профессий (слесарь-инструментальщик – музыкант – священник). Хотя священник — не профессия, а призвание. Пожалуй, самое важное — это то, что служение отца Владимира далеко выходит за рамки дела сугубо личного, как в силу статуса (ключарь кафедрального собора), так и в силу плодов духовных – книг, которые он написал; проповедей, которые произнес; храмов, которые построил. Наш первый и, возможно, ключевой вопрос: как пришло решение посвятить свою жизнь служению Богу и Церкви?

 

 

 

— Я горожанин в первом поколении, — говорит отец Владимир. — Предки мои были жителями Костромской области. Если сесть на Ярославском вокзале Москвы в поезд, отправляющийся в Хабаровск или в Соликамск, то через 10 часов вы окажетесь на станции с поэтическим названием Николо-Полома. В Николо-Полому можно также попасть из Санкт-Петербурга поездом, идущим в Екатеринбург, Челябинск или Нижний Тагил. В любом случае Северная железная дорога доставит вас в центральную часть экологически чистой Костромской области — тихий Парфеньевский район. Николо-Полома, по сути, единственная железнодорожная станция этого лесного района. Далее на машине можно доехать до села Гореле́ц, еще два километра пешком, и мы попадем в деревню Ивановское. В селе Горелец до сих пор находится наш родовой храм в честь Святой Троицы.

 

 

На родине своих предков мне довелось побывать всего несколько раз. Первое посещение состоялось, когда мне было лет 5, то есть шестьдесят лет назад. Со станции Николо-Полома мы ехали на автомобиле ГАЗ-66 по очень грязной дороге. Шел дождь, машина с трудом поднималась в гору. Дорога шла через лес. И вдруг мы выехали на открытое место. С горы перед нами открылась живописная картина: село Горелец и удивительной красоты белый храм. Рядом — деревянное здание (по-видимому, только ещё строящееся), чистенькое, из тёсаного леса. И всё это освещено ярким солнечным светом. Помню, что я пережил в тот момент ощущение какого-то необъяснимого восторга. Я потом ещё несколько раз посещал эти места, мне даже посчастливилось присутствовать на богослужении в этом храме, но с этого ракурса храма я больше никогда не видел.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Еще одно воспоминание, которое, возможно, тоже повлияло на будущий выбор. В самом центре деревни Ивановское (непосредственно на родине моих предков) стояла часовня. Надо сказать, что такие часовни были во всех деревнях в окрестностях села Горелец. Часовня в деревне Ивановское в то время, когда я побывал там впервые, видимо, только что горела. Мне каким-то образом удалось пробраться в неё через лаз в полу. И то, что я там увидел, запомнилось мне на всю жизнь: закопченные стены, большой величины иконы и огромный сундук, с очень толстыми книгами. Книги были также разбросаны по всему полу… Это второе впечатление детства, которое тоже могло повлиять на выбор моего движения в сторону Церкви.

Прошли годы. В 1979 году я вновь посетил места своих предков. Я уже был студентом музыкального училища, мне уже 21 год. В этот приезд я смог помолиться в храме Святой Троицы. Храм трехпрестольный, все подоконники храма заставлены иконами (видимо, принесены из близлежащих вымерших и опустевших деревень), служит батюшка. Мне запомнились его черные волосы и очень чистенькие черные туфли. На проповедь вышел какой-то молодой человек (видимо гость батюшки), почему-то в помятом стихаре. Говорил очень сбивчиво и неубедительно. Мне тогда показалось, что я сказал бы лучше. Примечательно, что через какое-то время мне приснился сон: я стою на амвоне этого храма в белом облачении и говорю проповедь, а на фоне моих слов почему-то звучит органная музыка. Всего через шесть лет после этого сна я стал священником. Удивительно, что еще через несколько лет я был назначен настоятелем храма Александра Невского, что на Алом поле. Тогда этот храм был еще органным залом. Кто-то меня сфотографировал во время проповеди в белом облачении на фоне органа.

 

 

 

Нельзя не сказать и еще об одном обстоятельстве, которое может быть отнесено к разряду чудес. В конце восьмидесятых, в период, когда в день приходилось крестить в соборе до тысячи человек в день, я решил немного отдохнуть, сменить впечатления и съездить куда-нибудь. Нас было двое: я и мой друг (один из будущих клириков собора).

 

1979 год. Станция Николо-Полома. Владимир Маничев едет на родину своих предков

 

Решили улететь в Москву на самолете, оттуда в Ярославль на поезде. Толгский монастырь только открыли. Затем на ракете по Волге мы прибыли в Кострому (Ипатьевский монастырь был еще музеем). Приложились к Федоровской иконе (она тогда находилась в кафедральном соборе Костромы), и вечером на поезде выехали тогда еще в Свердловск. Прошла ночь, и вдруг меня кто-то подтолкнул. Я отчетливо почувствовал, что сейчас мы будем проезжать станцию Николо-Полома, я сказал об этом своему спутнику. И только мы подошли к окну купе, как увидели знакомую мне с детства станцию. Наверное, это был зов предков!..

 

 

На решение посвятить свою жизнь служению Богу и Церкви повлияло еще и мое общение с бабушкой, Марией Алексеевной Крыловой, также уроженкой села Ивановское Костромской области.

Я уже упоминал, что являюсь горожанином в первом поколении. Все наши предки после Великой Отечественной войны разъехались со своей малой родины — кто на Урал, кто в Сибирь, а кто в тогда еще Ленинград. Я родился уже в Челябинске.

Родители мои работали на Тракторном заводе. Времена были суровые, за опоздание на работу могли даже осудить. Поэтому, когда я болел во младенчестве, меня оставляли дома с бабушкой. Моя бабушка была человеком не очень образованным (она закончила всего два класса церковно-приходской школы), но очень религиозным и глубоко верующим человеком. Она всю жизнь переводила тексты Священного Писания с церковнославянского языка на русский. Все тексты переписывались от руки в тетрадки (бабушка, видимо, надеялась, что кто-то из нас прочтет эти записи и узнает о Боге). Она была очень маленькая, хрупкая. Но когда начинала говорить о Боге, то преображалась, превращалась в яркого оратора, даже бывало, поднимала руку вверх с зажатым кулаком.

 

Владимиру Маничеву 3 года. Бабушка Мария Алексеевна

 

Мы жили в хрущевке на четвертом этаже. А на третьем этаже в 13-й квартире жила другая бабушка, баптистка (об этот я узнал уже потом). Старушки беседовали между собой о Боге, а я лазил под столом. Как-то в один из дней, когда я, видимо, проявил какой-то интерес к их беседе, моя бабашка сказала мне: «Если будешь верить Боженьке, у тебя вырастут крылышки». Представляете, сказать такое ребенку! Я долго ещё после этого заглядывал за спину — не появились ли у меня крылышки!

После смерти бабушки — я в то время уже был в Церкви, без пяти минут священником, — вижу ее во сне: маленькая хрущёвская кухня, мы сидим за столом, накрытым белой скатертью. На столе стоит большая глубокая миска с какими-то фруктами. Бабушка берет один из них и подает мне. Я пробую этот фрукт и ощущаю неземную сладость… и сон прекращается. Больше я бабушку никогда не видел.

Видите, из чего складывалась моя мечта? А мечтой всей моей жизни было (сейчас мне это кажется даже странным) поступление в семинарию. Видимо, все мои переживания детства вылились в некую жажду постичь неведомое. Бывало, остановишься у какого-нибудь полуразрушенного храма (сколько их было тогда!) и стоишь около него часами сам не понимая, для чего…

 

— Если я правильно понял, священнослужителей в Вашем роду не было, как и церковнослужителей. Вообще, насколько это важно для успешного служения Церкви – иметь предков-клириков?

 

— Действительно, священнослужителей в нашем роду не было, мы из обыкновенного крестьянского рода. Мой прадед Алексей Петрович Маничев был пастухом, его все ласково звали «дедушка». А дед мой, Николай Алексеевич, был плотником-краснодеревщиком. Отец, Борис Николаевич, в молодости, как и «дедушка», пас коров…

Вообще, насколько важно для современного священника быть из священнического рода, я сказать не берусь, поскольку не имею такого опыта. Лично мне то, что я из крестьянского рода, не помешало стать священником и любить Церковь.

 

 

 

— Тогда ещё один вопрос о выборе пути. В одном из интервью Вы упоминали, что в ранней молодости думали стать монахом, проходили послушание при храме Вознесения Господня в г. Касли у известного пастыря — архимандрита Серафима (Урбановского). Вроде всё располагало (на первый взгляд) к воплощению этого желания, этой мечты. Всё складывалось. Почему решили не уходить в монашество? Чем вообще был важен для Вас этот период?

 

 

— Церковь всегда была для меня тайной, и мне всегда хотелось эту тайну постичь. Почему и мечту своей жизни я связывал не со священным саном, а с поступлением в семинарию. Я только что упомянул о моём первом посещении часовни в детстве, о разбросанных толстых книгах. Мне всегда хотелось заглянуть в эти книги и постичь сокрытую в них мудрость. А монашество… Наверное, это был просто юношеский максимализм. Прежде чем попасть к отцу Серафиму, я увлекался чтением Фёдора Михайловича Достоевского и поэтому считал, что если идти в Церковь, то нужно быть Алешей Карамазовым, то есть посвятить себя Церкви целиком.

 

Архимандрит Серафим (Урбановский)

 

Шёл 1982 год. Я закончил музыкальное училище и был артистом филармонии. Но при этом всё время думал о Церкви. И когда представилась такая возможность, я всё бросил и уехал в Касли. Почему в Касли? Мне сказали, что обязательно нужно взять благословение у старца, а в Каслях есть старец – архимандрит Серафим.

Я приехал 7 июня, в Духов день. Отец Серафим служил в зелёном облачении. Церковного этикета я не знал, и сразу направился в алтарь. Но отец Серафим строго сказал мне: «Жди!». До четырех часов вечера я ждал, пока он отслужит Литургию, акафист Святой Троице…  Наконец, мы поговорили, и он предложил мне остаться у него на неделю, на испытательный срок. Батюшка Серафим был пожилой человек, участник войны, ему нужен был помощник в доме. Надо было колоть дрова, кормить цыплят, собак и кошек, еду готовить, посуду мыть… За эту неделю я похудел килограммов на десять, хотя и так весил 53 кг… При этом я не мог понять, как же ему угодить? Три года я был келейником у батюшки. Он всегда был для меня – архимандрит. И я всегда его слушал. Для меня этот период был – школа послушания. И я научился понимать отца Серафима буквально с полувзгляда, так что и говорить ничего не нужно было. Скажу, что в жизни мне это очень потом пригодилось.

 

 

 

Я прислушивался к себе: вроде бы подолгу не молюсь, и молиться-то некогда. А на душе – легко. Послушание приносит мир душе. В общем, время было замечательное.

 

1982 год. Касли. Вознесенский храм. На фото: протоиерей Виктор Полёткин (нынешний митрополит Самарский и Новокуйбышевский Сергий), архимандрит Серафим (Урбановский) и священник Александр Пуршев с прихожанами. В центре второго ряда — Владимир Маничев.

 

Я действительно собирался стать монахом, мне было уже 27 лет, и отец Серафим хотел меня постригать в монахи. Но вот однажды я не вымыл вовремя посуду, и батюшка мне на это указал. Это не было систематическим нарушением с моей стороны – всего один такой случай. Но он заставил меня крепко задуматься: буду ли я хорошим монахом, если позволяю себе нарушать послушания? Может быть, мне честнее быть многодетным отцом? В общем, этот эпизод перевернул всю мою жизнь.

 

 

 

 

 

Постригаться в монахи я не стал, скорее всего, по той же причине – юношеского максимализма. Монах для меня это «во плоти ангел». И если я хоть в чем-то не соответствую этому идеалу, я этот идеал предаю. Раз я не ангел, то и монахом мне незачем становиться.

Период моего близкого общения с архимандритом Серафимом (и когда я был его келейником, выполняя послушание псаломщика Вознесенского храма города Касли, и когда я был его вторым священником) я считаю одним из самых счастливых периодов в моей жизни. У отца Серафима был заложен фундамент, на котором по-прежнему строится моя жизнь. И где бы я ни был, отец Серафим всегда рядом и Господь через него.

Как-то раз, еще в мою бытность келейником отца Серафима, старец заболел и, как ему тогда показалось, к смерти. Помню, я тогда запаниковал и спросил отца Серафима: «А как же я без Вас?». На это отец Серафим сказал, направив указательный палец к небу: «А Господь тебе для чего?»

 

— Сложилось так, что служение в Каслях Вам все-таки пришлось оставить. Но события развивались неординарно: Вы были переведены сразу в главный храм епархии — в Свято-Симеоновский. Как так получилось?

 

— Всматриваясь в прошлое, я в очередной раз убеждаюсь в истинности слов знаменитого старца архимандрита Кирилла (Павлова), который выслушав одну из моих исповедей, сказал мне: «Если всё, что ты говоришь, правда, Господь тебя не оставит».

Забегая вперед, скажу, что на венчание нам с Ларисой подарили икону святого праведного Симеона Верхотурского. Венчание было в Каслях, за год до моего рукоположения в священный сан и за два года до моего перевода в собор святого праведного Симеона.

 

 

Когда я перестал быть келейником отца Серафима, когда я был им венчан с моей матушкой Ларисой, когда по его рекомендации я был рукоположен в священный сан и назначен к нему вторым священником, статус нашего общения изменился. У меня появилась семья и заботы связанные с ней. Только что родился первый ребенок.

 

 

 

При этом отец Серафим видел во мне все того же Володю, послушного, ничего не требующего. А тут ещё сгорела церковная баня (мы жили в церковном доме), и нам приходилось мыться буквально в тазике. Церковники (тогда ещё были старосты) категорически отказывались помогать мне. Я обратился к отцу Серафиму, прося его повлиять на ситуацию. А он, вместо поддержки, указал мне на подвиг апостолов: они, мол, не просили ничего, служили Богу бескорыстно. Но я ведь ничего и не просил: нужно было только подремонтировать баню. Я предупредил отца Серафима, что вынужден буду обратиться за помощью к правящему архиерею. Отец Серафим не стал препятствовать. Я приехал в Свердловск к владыке Мелхиседеку. Владыка меня прекрасно помнил (он сам меня рукополагал, сам писал мне рекомендацию в Московскую семинарию), и поэтому, когда узнал о моих проблемах с приходским советом, сказал буквально следующее: «Тебя надо спасать, тебе матушка дана одна на всю жизнь». Как раз в это время на приеме у владыки был протоиерей Иоанн Иващенко, секретарь Челябинского епархиального управления, который попросил владыку перевести меня в Симеоновский собор, в Челябинск. Что владыка и сделал.

 

Штатным священником Свято-Симеоновского кафедрального собора я был назначен архиепископом Мелхиседеком в 1986 году, и с этим периодом моего служения в соборе связаны самые мои светлые и сильные впечатления.

 

 

Сам храм был совсем не таким как сейчас. Он был маленьким, правда, двухпрестольным. Второй придел, в честь Казанской иконы Божией Матери, был на месте, где теперь находятся южные диаконские двери. Предел был настолько маленьким, что ходить в нем приходилось буквально боком. Исповедь проходила в довольно просторном пристрое с южной стороны храма, он перекрывался большой дверью, которая потом открывалась перед причастием и все исповедники сразу же начинали причащаться. Моя первая исповедь проходила именно там.

 

 

 

 

 

Настоятелем храма был протоиерей Борис Синягин, выпускник Московской духовной семинарии, двухметрового роста, с прекрасным первым тенором. Из поющих отцов были: протодиакон Герман Покровский, диакон Иоанн Агафонов, регентом был Алексей, бывший солист театра имени Кирова (Мариинского) в Ленинграде, а клиросом управлял многодетный (5 детей) Алексей Горяев, монах-расстрига, в прошлом иеродиакон Василий. Алексей прекрасно знал Устав, очень любил и чувствовал богослужение. Правда, имел один недостаток — выпивал. Бывало, начинается служба, он поет тенором, несколько раз сбегает куда-то, и в конце службы уже начинает мычать, как бык. Регент Алексей был регентом от Бога.

Вспоминаю службу: Великий пост, Великая Пятница, вынос Плащаницы. Я молодой священник. Настоятель отец Борис поручает мне сказать проповедь (следует отметить, что он часто это делал, даже его матушка Валентина упрекала его за это: «Сам говори» — говорила она). Помню я подготовился и сказал очень короткую и яркую проповедь, которая начиналась словами: «Братья и сестры, сегодня в нашем сердце умер Христос». Обыкновенно после проповеди при пении хора «Прииди́те, ублажим Иосифа приснопамятного на словах «поклоняемся страсте́м Твоим, Христе» духовенство кланяется и прикладывается к Плащанице. И вдруг, вместо привычного песнопения зазвучал баритон Алексея:

«Седе Адам прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше: увы мне, прелестию лукавою увещанну бывшу и окрадену и славы удалену! Увы мне, простотою нагу, ныне же недоуменну! Но о раю, ктому твоея сладости не наслаждуся: ктому не узрю Господа и Бога моего и Создателя: в землю бо пойду, от неяже и взят бых. Милостиве щедрый, вопию Ти: помилуй мя падшаго».

Весь храм буквально взвыл! Вспоминаю, а у меня мурашки по коже. Такие службы запоминаются на всю жизнь!

А как мы сами пели на клиросе! Отец Борис, отец Герман, я, два Алексея (псаломщик и регент). Отец Иоанн Агафонов канонаршит на солее, а мы вторим ему: красиво, слаженно, чётко. Незабываемо!

А какие были люди! После таких служб люди ещё долго не расходились в ожидании ещё какого-то чуда!

В то время за воротами храма был «враг». По храму постоянно гулял некий представитель органов (имя его я, конечно, не помню, на что бы он мне сдался), который любил хвастаться, как он лично застрелил из своего револьвера двух шахтеров.

Помню, я покрестил сразу десять человек с верхнего хора. Так он вызвал нас: меня, отца Германа и иеромонаха Севастьяна (Жаткова) в горисполком и потребовал, чтобы ничего подобного не повторялось. Приглашал нас по одному. Когда вошёл я, он начал цитировать проповедь (якобы мою), слова из которой его, как не верующего человека, оскорбили. На что я ему сказал: «Во-первых, это не моя проповедь, в таком стиле я не говорю. Во-вторых, что вы, человек неверующий, делаете в храме? Не заходите в храм и не услышите ничего для себя соблазнительного».

Люди в храме были совсем другими: чувствовалось какое-то единодушие, даже некая крепость духа в людях.

 

 

 

Мне пришлось пережить даже бунт в храме. На верхнем хоре пела староста храма, Мария Андреевна и её муж в басах. Как-то раз, перед всенощным бдение в соборе на солею вышел настоятель отец Борис и объявил: «Братья и сестры, службы не будет, регента уволили». Все сразу поняли, кто это сделал. Представляете, службы, после которых ощущали себя как на небе… А тут какая-то староста увольняет регента. Что тут началось! Храм, как я уже говорил, был маленьким, и на верхний хор можно было попасть только с улицы по небольшой лестнице. Так вот, бабушки целой толпой ринулись на эти хоры, в намерении сбросить старосту с хоров. Её муж занял оборонительную позицию и буквально ногой сталкивал бабушек с этой лестницы. Приехали представители КГБ. Кончилось все очень печально: регента так и не вернули. Вскорости сместили и отца Бориса. На смену прежних отцов пришли новые. Из прежних отцов остались только я и отец Герман. В отношении меня владыка Мелхиседек, погрозив пальцем церковникам сказал: «Отца Владимира берегите!»

Потом, лет через тридцать мы снова встретились с отцом Борисом на отпевании отца Иоанна Иващенко, и он сказал мне тогда, вспоминая наше совместное служение в соборе: «А я тебя любил!» С большим уважением и я относился и отношусь к отцу Борису. Он старше меня лет на двадцать, а мы были как близкие друзья.

 

 

Потом, в связи с этими переменами я почувствовал, что что-то случилось с нашими прихожанами. Они как будто оцепенели. Опять сменялись священники в соборе, приходили новые, появился даже свой архиерей, а бабушки уже никак себя не проявляли. А когда в 1990 году Церкви передали храм Святой Троицы, основное число прихожан перешли туда.

 

 

     — Скажите, а почему Вы выбрали именно Московскую семинарию для обучения?

 

— Когда я поступал в семинарию, выбирать, собственно, было не из чего. Было только три семинарии: Московская, Ленинградская и Одесская. Владыка Мелхиседек написал мне рекомендацию в Московскую семинарию, туда я и поступил.

 

     — Чем Вам помогло светское образование? Музыкальное, например?

 

— Музыкальное образование мне очень помогает. Ведь в Церкви музыка играет очень важную роль, всё основано на пении. И вообще, к светским наукам я отношусь весьма положительно. Я получил не только музыкальное образование, но и закончил два института: Новосибирский гуманитарный институт (выучился на психолога) и Московский эколого-политологический университет.

 

 

     — «Челябинский» период Вашего служения в 90-х, до отъезда в Новосибирск, наверняка запомнился Вам работой со скаутами. Это отдельная история, и может быть даже, если уместна такая аналогия, своя «маленькая» жизнь…  Чем это было важно для Вас в плане приобретения нового опыта? 

 

 

     О скаутском движении

 

В Челябинске скаутское движение тесно связано с именем Виктора Дмитриевича Петрова ― прозаика, кинодраматурга, члена Союза кинематографистов России, лауреата Государственной премии РФ, участника кинофестивалей в Выборге, Гатчине, Швеции, Швейцарии. Кроме того, В.Д. Петров ― известный общественный деятель, педагог, воспитатель молодого поколения, преподаватель журналистики. Свое призвание он нашел в кино. Однако в последние годы жизни, помимо прочего, много времени и душевных сил он отдал воспитанию молодежи, став организатором областного скаутского лагеря на озере Тургояк. Первая смена здесь была организована в 1990 году. Позже появились лагерь на Черном море и горнолыжная смена в Абзаково. В 1993 году за организацию скаутских лагерей в России В.Д. Петров награжден «ОРЮР» знаком «Серебряная лилия».

 

 

 

Виктор Дмитриевич Петров

 

— Всегда с большой теплотой вспоминаю время работы в скаутском лагере на озере Тургояк. Всего с моим участием прошло восемь смен лагеря, включая зимние заезды. Сейчас уже затруднюсь сказать, что было сначала — съемки фильма «Человек со свалки» (сценарий к фильму написал В.Д. Петров – И.С.) или лагерь. Скорее, сначала было кино.

Меня познакомили с Виктором Дмитриевичем Петровым и предложили сняться в фильме с рабочим названием «Рекордсмен». С Петровым мы как-то сразу сошлись, даже перешли на «ты». Он меня начал называть «Вова», я его – «Витя». Фильм, видимо, уже снимался; я появляюсь в четвертой серии. Не стану пересказывать сюжет, расскажу только о своих впечатлениях и о процессе съемок.

Накануне съемок меня пригласили в гостиницу «Челябинск», в номер к герою, с которым, по сценарию, я должен буду беседовать в храме. Героем оказался теперь небезызвестный Александр Лыков, а тогда еще начинающий молодой актер.

 

Александр Лыков (снимался в фильме в возрасте 29 лет)

 

Он должен был настроиться на роль, меня, видимо, «прочувствовать». Мы весь вечер проговорили, точнее, говорил я, а он слушал. Самое интересное: я даже не знал, о чем мы должны будем беседовать завтра на съемках. Оказалось, по сюжету, он во время боевых действий в Афганистане убивает мальчика, который подносил боеприпасы «духам». Если бы он их поднес – все наши парни могли бы погибнуть. Примечательно, что во время работы в лагере скаутов, я познакомился с прототипом этого героя, который, правда, застрелил тогда не мальчика, а девочку. Я спросил его: «Вы сожалеете об этом?» (в фильме герой кается именно в этом). На что он ответил мне очень отчетливо: «Нет, я ни на секунду не сомневался, что должен поступить именно так».

На самом деле, наш герой пришел ко мне каяться не потому, что натворил в Афганистане, а потому, что предал друга. Я об этом не знал, с сюжетом фильма я не был знаком. Поэтому с моей стороны это был чистый экспромт. Снимали сразу, без дублей. Свою роль я озвучивал сам на Ленфильме. Там я познакомился с Анатолием Котенёвым, главным героем фильма.

 

Анатолий Котенёв (снимался в фильме в возрасте 32 года)

 

Премьера фильма состоялась в кинотеатре «Урал» (сейчас «Киномакс»), показали сразу все четыре серии. Потом мы делились впечатлениями. Интересно, что этот фильм тогда посмотрело 150 миллионов человек.

Лет через тридцать я случайно в интернете нашел этот фильм и снова посмотрел его. Мне уже не тридцать три. Я очень проникся содержанием сюжета – фильм-то про наше детство. Смотрю четвертую серию, вижу это самое предательство друга, отчаяние нашего героя, а его супруга говорит ему: «Сходи в церковь, поговори с отцом Владимиром, он хороший, он поймет!». Так отец Владимир-то это я! И вот я появляюсь, слушаю себя…

Пока мы были в Ленинграде, съемки фильма подходили к концу. И когда я посмотрел последние эпизоды, спросил Виктора Дмитриевича: «Тебе не кажется, что фильм получился безнадежным: все у героя рушится, он снова возвращается на свалку? Не поэтому ли вы сменили название фильма: вместо «Рекордсмен» на «Человек со свалки»?».  Витя тогда ничего мне не ответил. Прошло немало лет и, кажется, теперь я понимаю, что он хотел сказать этим фильмом. Главный герой не просто кается — он проходит через смерть, через духовное обновление.

А мой герой, его друг, становится депутатом, все у него по видимости хорошо (должность, служебный автомобиль), нет только самого главного, того, что сумел сохранить его друг детства.

 

Фрагмент фильма «Человек со свалки»

 

А теперь о скаутах. Особенно запомнился первый заезд. Детей было более ста человек. И дети были непростые. Назову только несколько имен. Михаил Дмитриевич (сын Виктора Дмитриевича) является сегодня советником Валентины Ивановны Матвиенко, Председателя Совета Федерации Федерального Собрания России. Игорь Ретнёв — лауреат международного конкурса имени Рубинштейна; выступает как певец-контртенор, траверсфлейтист и дирижёр, успешно концертирует в Швейцарии, Германии и Австрии. Константин Рубинский – поэт, драматург, писатель, публицист, литературный критик, музыкант, педагог. Алексей Чашников — скрипач, ученик Исаака Стерна, одного из крупнейших и всемирно известных академических музыкантов XX века. Внучка Петра Ивановича Сумина, губернатора Челябинской области. И многие другие, ребята со всей области.

Смена продолжалась две недели. В первую неделю я покрестил сразу 70 человек.

 

 

 

Представляете: 90-е годы, о Боге никто вокруг не говорит, и вдруг — живой священник, который рубит дрова, чистит картошку, может даже заболеть (я там простыл).

На следующей неделе понаехали иностранцы, кинорежиссеры, экстрасенсы, ивановцы — кого только там не было! Бедные дети. Помню, я только их покрестил, а там, на берегу какая-то экзальтированная особа кричит на весь берег: «Мы призваны давать имена!». А какой-то профессор, ивановец, при всех на лекции вылил себе на голову два ведра воды. Все, подумал я, не успел я приобрести этих ребят, а уже теряю… Кроме занятий спортом, постоянно проводились лекции на различные темы (по четыре в день!), включая мои.

Помню, как всем лагерем мы ходили в двухдневный поход на гору Ицыл. Это часть Большого Уральского хребта, по которой проходит граница между Европой и Азией. У подножья горы я прочитал акафист преподобному Серафиму Саровскому.

Возвращались назад одним днем. Сделали небольшой привал для обеда. А я, понадеявшись на свои силы, есть отказался. До лагеря оставалось еще километров пять. И вот, чувствую, что силы начинают меня покидать. Я постепенно начал отставать от группы. Последний привал, и я чувствую, что не встану. Вдруг подходит ко мне мальчик и подает мне кусочек хлеба. Вы знаете, после этого хлеба, я как будто заново родился. Оставшуюся часть пути летел как на крыльях. Потом, когда мы надевали галстуки скаутов ребятам, мне досталось повязать галстук именно этому мальчику (не помню, к сожалению, его имени). Я, надевая ему галстук, тихонько поблагодарил его за этот кусочек хлеба.

Помню также поездку на остров Веры. Я освятил тогда большой поклонный крест, и мы установили его на острове. Тогда, в начале 90-х, все это было в диковинку.

 

 

 

Недавно я снова попал на остров Веры. Теперь нас увезли уже на катере. Нас встретил гид, и по выложенной досками тропе водил по «местам силы» на острове. К счастью, крест стоит на своем месте. Правда, уже не тот, не деревянный, а металлический (какие-то вандалы всякий раз зимой срезают этот крест, но люди снова его ставят на место).

 

 

Запомнился еще один яркий момент из жизни в скаутском лагере. Я в очередной раз беседую с ребятами. Читаю сказку в стихах Бориса Захадера «Почему деревья не ходят». В одном месте я останавливаюсь, потому что не могу сдержать слез… Вдруг один парень молча встал и ушел. Мне это показалось странным. Оказалось, он был под большим впечатлением от услышанного. Впоследствии я узнал, что он стал священником.

 

 

 

В общем, я вспоминаю «скаутский» период в моей жизни с большой благодарностью. Дети ходили за мной буквально по пятам. У меня даже возникло желание написать письмо Святейшему Патриарху. Я увидел, что реально может Церковь, если ей не мешать (в то время воскресных школ еще не было).

 

 

 

 

Рядом с о. Владимиром — Быков Валерий Леонидович, главный психотерапевт области

 

 

 

Дочь о. Владимира Нонна ассестировала ему при Таинстве Крещения

 

 

 

В 1993 году, возвращаясь с очередной смены скаутского лагеря, я решил провести своих детей через город Карабаш, чтобы показать им, как нельзя обращаться с природой. На ребят увиденное произвело громадное впечатление: совершенно апокалиптический пейзаж.

 

 

 

К этому времени относится посещение нами села Губернского («осколок» большой дореволюционной агломерации Тютняры, объединявшей несколько казачьих сел). На берегу живописного озера мы увидели величественный храм. Решили подъехать к храму и посмотреть на него поближе. То, что мы увидели, заглянув через решетки дверей, меня до глубины души возмутило: все стены, и колонны были исписаны всевозможными непристойными надписями, изрисованы восьмиконечными звездами…

Я решил узнать об этом храме побольше. Куда пойти? Конечно, в школу. Удивительно, что директор школы, Надежда Викторовна Петрова, не только знала историю этого храма, но уже успела проделать колоссальную предварительную работу по его восстановлению. Была сделана топографическая съемка и многое другое. Я предложил ей снять фильм о храме, что-то вроде рекламного ролика, чтобы привлечь внимание предпринимателей-благотворителей. Решили отслужить панихиду и подробно отснять на пленку все эти непристойные надписи на стенах, чтобы, увидев всё это кощунство, люди захотели исправить ситуацию. Я нашел оператора, попросил ребят из воскресной школы поддержать меня. Надежда Викторовна сделала объявление в местной газете и по радио, что в храме состоится богослужение. Пока мы собирались, местные жители привели в порядок храм, вывезли десяток машин голубиного помета и, к счастью, или, к сожалению, забелили все надписи (мне-то хотелось сыграть на патриотизме наших предпринимателей). Приехали на службу. Храм был полный. Мы отслужили панихиду. Люди начали жертвовать деньги на восстановление храма, собрали достаточную сумму, которой хватило, чтобы рассчитаться за вывоз мусора из храма. Я подарил храму образ Тихвинской иконы Божией Матери, который хранился в музее местной общеобразовательной школы.

 

 

Некоторое время, по просьбе Надежды Викторовны, я проводил в этой школе беседы с ребятами (благо, у меня была машина, и можно было приезжать часто). Заметьте смелость директора школы: это были 90-е годы, ни о каких воскресных школах речь еще не шла!

Был даже такой случай. Надежда Викторовна попросила меня пообщаться персонально с одной девочкой, которая страдала клептоманией. Она непроизвольно, даже тогда, когда на нее смотрели, могла взять чужую вещь. Мы с ней пообщались. Удивительно, но ее недуг прекратился!

Пути Господни неисповедимы. Тогда в девяностые, я мечтал восстановить этот храм. Вообще, инициатива со съемками фильма, наша панихида, мое преподавание в местной школе – все было направлено на то, чтобы местные жители сами проявили интерес к этому храму. Обстоятельства моей жизни, правда, не способствовали моему начинанию. Через два года мы переехали в Новосибирск, и жизнь продолжилась дальше.

В 2013 году я снова вернулся на родную землю, и мне довелось послужить в этом теперь уже действующем храме. На средине храма, на аналое, я увидел знакомый мне образ Богородицы. Оказалось, что икона не только не пропала, она бережно хранилась Надеждой Викторовной Петровой.

Интересно, что, когда в храме начались богослужения, эта икона начала благоухать и проявила себя чудотворениями. Естественно, Надежда Викторовна принесла ее в храм. Теперь этот образ является особо чтимым в приходе. После литургии, я спросил у женщин, готовившим нам трапезу: откуда взялся этот образ Богородицы?

 

 

Мне сказали, что эту икону храму подарил священник Владимир Маничев. Оказалось, что люди все это время помнили имя того, кто пожертвовал храму икону!

 

 

 

 

 

— Когда Вы впервые взяли на себя «всю ответственность» за приход? Ведь это очень важный момент в служении, который очень многое меняет… Появляется множество новых хозяйственных забот. 

 

— В 2001 году я был назначен настоятелем храма Покрова Богородицы города Новосибирска.

 

 

Храм находится в центре города и является памятником архитектуры деревянного зодчества федерального значения. В тот момент он находился просто в плачевном, аварийном, состоянии, с долгами. Я руководил этим приходом в течение шести лет, и всё это время вынужден был участвовать в судебных процессах.

Тем не менее, этот период я считаю для себя очень плодотворным. В моем непосредственном подчинении находилось четыре священника и диакон. Клир был очень сплоченным. Ни к одному из отцов у меня не было претензий. Кстати сказать, я до сих пор с некоторыми из них поддерживаю отношения.

Сложность была в том, что за забором нашего храма находился особняк местного нефтяного олигарха, который мечтал снести наш храм и на этом месте сделать стоянку для своего бесконечного автопарка. Но мне с ним удалось, если так можно выразиться, найти общий язык. Как-то раз он зашёл на территорию нашего храма в окружении телохранителей и командным тоном начал отдавать нам распоряжения. «Вальдемар Анатольевич, — сказал я ему, — давайте подеремся». Он был обескуражен таким к нему обращением. Тут он весь такой важный, тут его телохранители, а тут какой-то поп вызывает его на дуэль. Дальше я продолжаю: «Вы, Вальдемар Анатольевич, такой большой человек! Сам губернатор записывается к Вам на аудиенцию, а Вы хамите такому маленькому (это я про себя) церковному пролетарию. Не проще ли нам подраться, либо решить вопрос полюбовно за чашкой чая, например». Тут наш олигарх разулыбался, обнял меня, и действительно пригласил меня на чашку чая в свой особняк.

Как-то раз он мне сказал: «Я буду лох, если не помогу вашему храму». За весь период нашего с ним общения мне удалось вытянуть с него только 300 тысяч, да и то хитростью. Позже я об этом расскажу. Так вот, денег от него мы так и не дождались. А тут его очередной день рождения, который он традиционно проводил в одном из своих особняков на городском пляже берега Оби. Здесь я ему при всех напомнил его слова: «Я буду лох, если не помогу вашему храму». «Так кто вы, — сказал я ему, — если не помогаете храму?»

 

 

 

 

 

 

 

 

Очень сложно складывались отношения с сотрудниками и руководством центра по охране памятников. Были там, правда, и хорошие люди, но в основном прохиндеи, которые только и думали о том, как распилить федеральные деньги.  Доходило даже до оскорблений в мой адрес.

Храм состоял из трех частей. Первая — это непосредственно храм. Затем шёл так называемый «приют», в котором находились комнаты для администрации. Дальше шли «сени» с высоким крылечком. Все эти помещения, включая храм, мы снесли, сделали под всей площадью новый большой подвал, а под «сени» заложили фундаментные блоки, которые вплотную подходили к офису нашего олигарха. Тот пообещал мне триста тысяч, если я уберу этот фундамент. Я согласился. Пригласил кран, убрал верхние блоки, а нижний основной венец оставил, присыпав его землей. Олигарх лично передал мне 300 тысяч. Вот тут-то и начались оскорбления в мой адрес. Как меня только не обзывали, даже сволочью.

 

 

 

Но в конечном итоге эти деньги были освоены на те же самые сени. Пока «купец» сидел в тюрьме (с ними это бывает), мы снова пригласили кран, поставили блоки на место и… храм приобрел первозданный вид.

Ещё одна история. Встреча в кабинете министра культуры. Храму выделяются федеральные деньги, приглашается подрядчик, который выиграл тендер. Министр достает огромную бутылку сухого вина и в моем присутствии предлагает подрядчику с ним поделиться (распилить федеральные деньги). Я встал, и перед тем, как уйти, сказал: «Вы, прежде чем делить деньги, выделенные на реставрацию церкви, попросили бы меня выйти хотя бы».

За этот храм я в конечном итоге и пострадал. Но об этом я умолчу, иначе бы мне пришлось переходить на личности, а я этого не хочу.

Но эта часть моей деятельности, была скрыта от глаз и ушей прихожан. Всё же остальное делалось их руками. Нам своими руками пришлось разобрать храм и собрать его заново. В 2007 году храм приобрел первоначальный вид.

В 2002 году, через год после моего назначения настоятелем Покровского храма, владыка Тихон, архиепископ Новосибирский и Бердский, поручил мне строительство ещё одного храма — Успения Пресвятой Богородицы. Вот здесь мне уже никто не мешал, и я взял на себя «всю ответственность» за приход. Храм строился действительно всем миром. Мне приходилось несколько раз самому ездить на Алтай за лесом, работать в качестве грузчика, стропальщика, менеджера, водителя. Я знал откуда взялся буквально каждый гвоздь на стройке. Через 10 месяцев после моего назначения настоятелем мы отслужили первую литургию в этом храме. До этого 10 лет община арендовала концертный зал музыкальной школы. В этом приходе тоже было четыре священника и диакон. Ничто так не объединяет людей, как совместная деятельность…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

За пять лет моего настоятельства на Затулинке (так называется этот район на левом берегу Оби) было построено два храма: Успения Пресвятой Богородицы, который был переименован в храм во имя преподобного Амвросия Оптинского, и собственно храм Успения Пресвятой Богородицы.

 

 

 

Прошло уже 16 лет, как меня нет в Новосибирске, а в честь меня до сих пор в день Покрова Пресвятой Богородице и в день Успения Божией Матери поют в этих храмах многая лета.

 

     — Какой смысл обычно вкладывают в слова «построить храм»? Имеются в виду чисто строительные дела, или же храм как место, где особое присутствие Божие ощущается? Т.е. некое такое «намоленное» место, куда человек попадает и говорит про себя: здесь Господь со мною говорит, я Его чувствую… И по строительным навыкам: важно ли, чтобы настоятель, строитель храма обладал специальными знаниями и навыками – строительными, архитектурными?

 

— Наверное, священник должен иметь специальные навыки строителя, архитектурные знания и прочее. До меня в течение десяти лет приход Успенского храма возглавляли именно такие священники, а приход ютился в музыкальной школе…

 

 

Может быть, незнание всех тонкостей строительного дела и помогло мне за такой короткий срок (6 лет) справиться с реконструкцией одного храма и построить еще два?

 

 

В течение семи лет я возглавлял в Новосибирске епархиальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами.

 

 

Вручение о. Владимиру знака I-й степени МВД России командующим Внутренними войсками

 

 

 

 

 

 

За этот период были обустроены помещения под часовни:

1) часовня святого праведного воина Феодора Ушакова, на территории штрафного батальона;

2) часовня святителя Луки (Войно-Ясенецкого), архиепископа Симферопольского и Крымского, в 333-м военном госпитале;

3) часовня в НИИ Травматологии и ортопедии (НИИТО);

4) часовня во имя пророка Илии на авиастроительном заводе имени Чкалова.

 

Особенно запомнилось мне время моего настоятельства в храме святого благоверного князя Владимира в институте ВВ МВД России…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

На этом месте мы считаем правильным остановиться и сделать вставку в текст интервью из Воспоминаний отца Владимира. Они, естественно, написаны им от первого лица. Стремясь более точно передать все нюансы и обертоны настроений (а это очень важно, когда речь идет об оценке человеком каких-то ситуаций и отношений в прошлом), мы сохранили авторские орфографию и пунктуацию, естественно – лексику. Эти фрагменты дают возможность более точно понять атмосферу тех дней, тех событий и, самое главное, — лучше уяснить личность автора, понять движущие им мотивы, ключевые для него понятия и идеи. Из этого и рождается то ПОНИМАНИЕ, без которого человек для других во многом остается непроницаемым, закрытым, хотя бы он сам этого и не хотел.

 

«Многое связано с именем и благодатной помощью моего небесного покровителя, святого равноапостольного великого князя Владимира.

Я родился 13 января, в канун памяти Василия Великого, а князь Владимир в крещении — Василий. Первую в моей жизни исповедь принимал митрофорный протоиерей Свято-Симеоновского собора Владимир Касперский.  В Челябинске, при поддержке Виталия Павловича Рыльских, я руководил строительством Владимирского храма в поселке Смолино. В Новосибирске был настоятелем храма во имя князя Владимира при военном училище внутренних войск МВД России. Генералом этого училища был Владимир Васильевич, моим помощником был подполковник Владимир Федорович, клиросом управлял казак Владимир Михайлович. На первом крещении в этом храме курсанту Альберту генералом, начальником училища, было дано имя Владимир, причем оказалось, что имя погибшего отца Владимира было Владимир и отчима его зовут тоже Владимир. При рукоположении в диакона вокруг престола меня водил протодиакон Владимир, а через день во время рукоположения в сан иерея — протоиерей Владимир.

 

 

 

 

 

Каждый день в течение четырех лет я находился рядом со студентами с утра до вечера. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, как мы прощались после выпуска. Владыка Сергий (Соколов) отпустил меня в Челябинск для строительства Свято-Владимирского храма, но попросил, чтобы до отъезда я принял участие в выпуске курсантов училища.

Мы отслужили молебен на плацу, курсанты проводили меня на вокзал, поезд тронулся. Некоторые из тех, кто опоздал, на ходу запрыгивали ко мне в вагон, обнимали меня и спрыгивали с поезда.

 

Для таких вот минут стоит жить! Надо отметить, что с некоторыми из курсантов, теперь уже офицеров запаса, я до сих пор поддерживаю отношения.

 

Майор запаса Александр Грязнов, протоиерей Владимир Маничев

 

Естественно упомянуть о храме князя Владимира в Челябинске и о храме Святителя Николая в колонии №3 межобластной туберкулезной тюремной больницы. Здесь я был только идейным вдохновителем. Строительство полностью курировал и осуществлял Виталий Павлович Рыльских.

В течение одного года (пока не вернулся в Новосибирск) я ежедневно посещал колонию. Служил литургии, причащал больных заключенных, крестил и венчал.

Узнав о том, что я снова возвращаюсь в Новосибирск, заключенные больные накрыли стол у меня в кабинете храма. Я угостил их кагором (с разрешения администрации колонии), а они вручили мне тонко свернутую сторублевую бумажку. Для них это показатель большого уважения!

Можно вспомнить здесь об одном чудесном случае. Как уже говорилось, мне приходилось причащать в колонии. Нередко причащался некий Алексий с туберкулезом позвоночника, лежачий больной. Как раз перед отъездом в Новосибирск он заходит в храм своими ногами, я даже не узнал его сначала, и попросил меня его повенчать. Я пообещал ему. Для этого мне пришлось снова приезжать из Новосибирска.

С Виталием Павловичем Рыльских мы познакомились в начале 90-х. Я тогда служил в Свято-Троицком храме. Он попросил меня освятить его дом в поселке Смолино. Потом оказалось, что у нас есть общие друзья, которых мне пришлось крестить в этом же доме несколько лет спустя.

Но я хотел упомянуть об одном удивительном сне, о котором я Виталию Павловичу никогда не рассказывал.

Мой дед Николай Алексеевич после эвакуации из Ленинграда жил и работал в пионерском лагере на берегу озера Смолино и потому все мое детство во младенчестве прошло именно здесь. Помню одно очень яркое впечатление из моего детства, которое я запомнил на всю жизнь. Как-то раз из Челябинска мы поехали к деду на последней электричке. Вышли на станции 7-й километр. В то время никаких коттеджей и садов там не было. Огромное поле, через которое мы должны были пойти к деду. Темная-темная безлунная ночь, совершенно ничего не видно. А вдали горит огромный костёр, который, когда мы с ним поравнялись, оказался вдвое выше моего роста: это дед из боязни, что мы заплутаемся, зажег его!

Позже на этом поле нашли свое последнее пристанище и дед мой, и бабушка, и мой родной брат, также Владимир.

Прошли годы. Ещё задолго до того, как у Виталия Павловича родилась идея построить сначала часовню на этом кладбище, а потом храм в поселке, я вижу сон. Снова это огромное поле, светлый солнечный летний день. Никаких коттеджей и особняков — бесконечное ровное поле из моего детства. Я подхожу к Виталию Павловичу, беру его за руки, мы поднимаемся над землей… И летим над этим полем…»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

А теперь – «субъективный» взгляд со стороны. Свидетельства человека, который наблюдал за деятельностью отца Владимира, а где-то и участвовал вместе с ним общих делах. Это – рассказ очевидца о совершенных богослужениях в храмах святителя Николая Чудотворца в ИТК-3 и Свято-Владимирском храме в поселке Смолино за период с декабря 1999 года по май 2000 года под руководством протоиерея Владимира Маничева. Записи сделаны чтецом и певчим храмов Челябинска на добровольных началах Александром Константиновичем Ленковым.

 

 

 

«19 декабря 1999 года. День памяти Святителя Николая. Храм его имени в колонии ИТК-3, в районе ЧМЗ.

 

 

 

Нас пятеро добровольных помощников — друзей отца Владимира: Яров Владимир Алексеевич — звонарь, Гузей Илья — певчий и чтец, Люда и Лена — певчие Свято-Троицкого храма и я — внештатный чтец-певчий Челябинских храмов. Церковные колокольные звоны, профессионально исполненные; сопровождение церковных служб пением, чтением, создавали у молящихся, отбывающих сроки заключения, благоговейный настрой. По окончании Богослужения, мужская часть «добровольцев» сопровождала отца Владимира в его посещении комнат-камер для поздравления с праздником и вручения подарков. От всех заключенных получили в ответ благодарения.

 

 

 

 

 

7 января 2000 года. День Рождества Христова.

Там же, в колонии, отцом Владимиром была отслужена Божественная Литургия. Сопровождал ее чтением и пением всего один человек, им был я. Хочу отметить, в каких условиях проходила эта праздничная служба. В святом алтаре были разморожены отопительные батареи и отцу Владимиру приходилось выходить в зал и на клирос, чтобы погреть руки. Он даже простудился после этого.

 

Мама о. Владимира готовит просфоры для тюремного храма

 

30 апреля. День Святой Пасхи.

Строящийся храм во имя святого равноапостольного великого князя Владимира — крестителя Руси и во имя святого Иоанна Кронштадтского. Поселок Смолино. Отец Владимир определен Епархией быть настоятелем этого храма. Строит храм строитель из верующих меценатов коммерсантов — Рыльских Виталий Павлович. Он же создавал храм Святителя Николая в ИТК-3. У самых истоков строительства этого храма стоял отец Владимир Маничев.

Поселок Смолино, с четырьмя тысячами населения, является частью города Челябинска, находится в его черте.

 

 

 

О проведении Пасхального Богослужения в строящемся храме, с пустыми оконными проемами, было объявлено населению. Отец Владимир уже подыскал верующих энтузиастов-помощников в организации проведения Пасхальной службы. Внутри храма стояли строительные леса. Святого Алтаря ещё не было.

 

 

Ночь пасхальная выдалась прохладная. Но вот к одиннадцати часам народ стал собираться. Мною предложено было отцу Владимиру устроить чтение «Деяний Апостолов», как это делается во всех храмах за 2-3 часа пред Пасхальной Утреней. Чтение и здесь вызвало интерес, хотя многие слышали всё это впервые. Правда, пришлось читать, сопровождая чтение комментариями.

 

 

В 23.45 были исполнены некоторые фрагменты из вечерней службы, а затем, ровно в 24.00 начался крестный Пасхальный ход. И надо было видеть и слышать, как сотни жителей поселка шли и вместе со всеми пели: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!»

 

 

 

 

Затем была отслужена Пасхальная Утреня. Сопровождалась служба тремя певчими-чтецами: мною, Людой и Леной. После чего, тепло приглашённые отцом Владимиром и его близкими родственниками, проживающими в поселке, мы слегка пасхально позавтракали-разговелись, погрелись в баньке после сквозняков во время службы. Затем заехали к маме отца Владимира на часок и после этого отправились в храм Святителя Николая в ИТК-3. Здесь состоялась служба — молебен Пасхальный. После молебна мы втроем: отец Владимир, послушник Игорь и я посетили места проживания (комнаты-камеры) осужденных, поздравляли их со Святой Пасхой, пропевали стихиры пасхальные и отец Владимир вручал подарки. Создавалось праздничное настроение и даже эти, лишенные свободы люди, почувствовали дыхание Праздника всех Праздников — Светлого Христова Воскресения. Благодарили очень тепло, и окропленные Святой водой, как бы умылись святостью Великого Праздника. В добрый путь к покаянию и исправлению!

Возвратясь в храм после поздравительного обхода, отец Владимир беседовал с заключенными, а также с обслуживающим персоналом колонии и всех тепло поздравлял с Праздником Святой Пасхи. Я, насколько мог, потрезвонил в колокола.

 

9 мая. Радоница. Поселок Смолино.

В 11 часов дня отец Владимир в сопровождении трио: меня, Люды и Лены отслужил панихиду по усопшим около храма святого Владимира. Затем поехали на Смолинское кладбище. Надо сказать о том, что кладбище старое, оно находилось в запущенном состоянии, так как здесь захоронения уже не производились, поэтому посещалось родственниками умерших редко и территория была сильно захламлена. Но вот, по просьбе отца Владимира, строитель церкви В.П. Рыльских организовал уборку на кладбище и вывез с территории кладбища 12 самосвалов мусора. Жители поселка, воодушевленные этой заботой, привели в порядок могилки своих усопших родных и близких.

 

 

И вот тут произошло радостное и торжественное событие: отец Владимир, опять же в сопровождении нас, трио: я, Лена, Люда, стал обходить могилки и по просьбам-заказам стал служить поминальные Литии. Надо было видеть, как наперебой приглашали нас люди к могилкам своих родственников, и с каким волнением относились к службам! Какие воспоминания из далекого прошлого, разрушенного безбожной властью, всколыхнулись в памяти людей! Первую Литию отец Владимир отслужил на могилке своего деда Николая Алексеевича Маничева и брата отца Владимира — Владимира Борисовича Маничева.

День выдался солнечным, теплым и в течение трех часов здесь на Смолинском кладбище царило поистине траурно-праздничное торжество! Какой это добрый и заслуживающий самого широкого подражания пример творческого, вдохновенного служения церковному делу со стороны священнослужителя-протоиерея отца Владимира Маничева!

 

 

22-е мая. День памяти Святителя Николая.

 

 

В Никольском храме (в колонии) происходило трогательное событие: святое Венчание двух людей. Жених — Алексей Александрович, из числа заключенных (инвалид с тросточкой) и жительница города Сатка — Александра Алексеевна. Здесь отцом Владимиром было вновь проявлено духовное творчество. Во-первых, невеста оказалась мусульманкой и, с её согласия, пришлось вначале её окрестить в Православную веру, а потом уже совершать Святое Венчание с православно-верующим женихом.

 

 

Хорошую подготовку к венчанию провела Администрация колонии. Чин Святого Венчания совершался в полном соответствии с каноном: и обмен обручальными кольцами, и водружение на головы (молодых) венцов, и пригубление освященного вина-кагора из Святой Чаши, и благословение молодых у Святого Алтаря, дарение им памятной иконы Владычицы Богородицы, фотографирование, обход вокруг аналоя. Вот это последнее событие мне запомнилось особенно ярко: впереди идет со Святым Крестом отец Владимир, следом идут в венцах молодые и замыкают шествие пять пар друзей жениха Алексея — все они из числа заключенных, одетые в «парадную форму» — белые «робы» и белые штаны (больничные халаты).

 

 

Мое сугубое заключение — вывод из всей моей информации: безусловно, не мне давать оценку работы священнослужителя, на это есть архиереи. Но все же хотелось бы высказать свой восторг и радость за нашу воскресшую Русскую Православную Церковь, за то, что в ее рядах священнослужителей имеются такие, как протоиерей Маничев Владимир, человек с горячим сердцем и неистощимым запасом поистине Божественного горения и Любви к своему делу! Надо таких людей ценить, всячески поддерживать и относиться к ним с предельной чуткостью и заботой.

 

Чтец и певчий храмов Челябинска на добровольных началах Ленков Александр Константинович.

Август 2000 год».

 

 

     — Вернемся к нашему интервью. Давайте ретроспективно подведем небольшой итог: в каких храмах, в каких епархиях Вам довелось еще служить? И что при этом особенно запомнилось?

 

— Кроме Каслинского Вознесенского храма мне четыре года пришлось послужить в Челябинске в Свято-Симеоновском кафедральном соборе. В то время на всю Челябинскую область было всего 14 приходов, и нам, священникам собора, приходилось замещать служащих там священников во время их болезни. Таким образом, мне пришлось послужить и в Катав-Ивановске, и в Аше, и в Копейске, и в Миассе, и в Еманжелинске, и в других городах и храмах области.

В 1990 году Церкви бы передан храм Святой Троицы, в котором я прослужил до самого отъезда в Новосибирск в 1995 году.

В Новосибирске вначале три года служил в храме Михаила Архангела, полтора из которых проповедовал ежедневно.

Затем храм князя Владимира в Институте Внутренних войск МВД России.

Затем, по приглашению Рыльских Виталия Павловича и архиепископа Иова, вернулся в Челябинск для строительства Свято-Владимирского храма. В этот период (один год) я возглавлял сразу два прихода: Свято-Никольский в колонии №3 и Свято-Владимирский. Через год, отслужив Пасху во вновь отстроенном храме Князя Владимира и Радоницу, вернулся в Новосибирск, где владыкой Сергием (Соколовым) был принят в Новосибирский Вознесенский кафедральный собор с послушанием вновь окормлять Свято-Владимирский храм в Военном Институте.

Еще через год я был назначен настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы в Новосибирске и еще через год настоятелем прихода в честь Успения Пресвятой Богородицы на левом берегу. Этот период охватывает время с 2001 по 2008 годы.

 

 

Затем у меня был полуторагодовой перерыв в служении. Об этом периоде я не хочу вспоминать.

Затем я был назначен в клир прихода в честь Успения Пресвятой Богородицы города Новосибирска, что на Березовой роще. Через год я был переведен в мужской Всехсвятский монастырь.

 

 

 

А ещё через год переехал на Кавказ, в Северную Осетию, где вначале служил в женском Богоявленском монастыре и одновременно был назначен настоятелем храма в пригородном районе селения Су́нжа в храм святого Романа Сладкопевца. В Осетии я провел два года.

 

Храм святого Романа Сладкопевца

 

В 2013 году вернулся в Челябинск, и вот уже девять лет служу в Свято-Симеоновском кафедральном соборе.

 

     — Вы являетесь автором нескольких книг, весьма необычных по форме, по содержанию, по структуре. Сложно однозначно определить их жанр — есть ощущение смешения жанров. То есть, первично содержание, которое Вы хотите выявить, донести, и оно как бы само уже пытается найти для себя удобную и адекватную форму. Складывается впечатление, что написание книг для Вас — это не столько литературный труд, сколько решение какой-то личной сверхзадачи… Отражение этого внутреннего, духовного процесса дает плоды в виде новых книг. Это верное утверждение?

 

— Я, пожалуй, сделал бы небольшое уточнение: не написание книг, а написание книги. Еще молодым человеком (я только что закончил музыкальное училище), в Ленинграде мы ехали в трамвае с моим другом. Она поступала тогда в Консерваторию. Сейчас она уже бабушка, заслуженный работник культуры, член союза композиторов. Так вот, на вопрос, какая у тебя мечта (про семинарию я, конечно, не мог тогда сказать даже другу), я ответил: «У меня мечта написать книгу». И так получилось, что эту книгу я пишу до сих пор — книгу всей своей жизни.

Когда я учился в семинарии в Загорске (так этот город в ту пору назывался) в Троице-Сергиевой Лавре, мне посчастливилось исповедоваться не только у архимандрита Кирилла (Павлова), но и у архимандрита Наума (Байбородина). Как-то раз, отвечая на чей-то вопрос, он сказал: «Наша жизнь — это и есть Евангелие, только без Христа». Так вот задача всей моей жизни (видите, как поменялись приоритеты: когда-то мечтой всей моей жизни было поступление в семинарию!) — находить и не терять Христа в нашей жизни. И если что-то получается, делиться этим опытом с близкими людьми.

На обложке моей книги «Путь души» изображена схема. С некоторым упрощением, она представляет собой лестницу, заключенную в круг. Круг – во-первых, это вечность. Во-вторых, это замкнутое пространство человеческого бытия. Это душа, которая вмещает в себя эту вечность. И все этим кругом, символом вечности, определяется.

 

 

С другой стороны, в этой  схеме символически заключено целое Евангелие. Лестница — это прямой путь с земли на небо. В христианской символике лествица (лестница) — это прежде всего Богородица, показавшая нас путь от земли на небо. В Ветхом Завете — это лестница, которую видел Иаков «Еюже Бог сни́де и человек взы́де». Почему мы восходим от силы в силу: это такой прямой путь, непростой, который в перспективе должен привести нас к преображению души, к обо́жению души. Лестница ведет на самую гору Фавор, где преобразился Господь. Это путь преображения души человека. Но стоит только вменить себе в заслугу шествие по этому пути, достижение его высшей точки, как происходит падение к минусу. Хорошо, если человек понял причину падения, осознал свою ошибку — он опять оказался на исходной, и может снова начать путь наверх. В этой связи стоит вспомнить слова Христа:

 

«Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберёгший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её» (Мф. 10, 37-39).

 

 

     — На примере собственной судьбы Вы ощущали очевидное для Вас действие Промысла Божия?

 

— Знаете, когда я был маленьким, во время болезни я всегда видел один и тот же сон: на моих глазах, земной шар, который я видел со стороны, раскалывался на две части. От этого сна я всегда просыпался весь в поту, видимо, с криком, мама меняла на мне мокрую рубашку, и я снова засыпал. Но сон этот повторялся всякий раз, когда я заболевал. Прошли годы, я стал уже пожилым человеком. И вдруг я снова вижу этот сон: снова земной шар раскалывается надвое. Но в этот момент я отчетливо понимаю две вещи: первое — мы (люди) не материальны, а второе — я в ответе за то, что земной шар раскололся. Как вам такое?

 

     — Пошел ли кто-либо в Вашей семье по Вашим стопам (стал священником, служителем Церкви)? Как Вы относитесь к тому, что родители иногда побуждают детей следовать сделанному за них родителями выбору?

 

— В нашей семье никто не стал священником. Все, конечно, делалось для того, чтобы мои дети знали Бога, но проблема была в том, что мои дети не знали отца. Вы же успели отчасти познакомиться с моей жизнью. И когда, по-вашему, мне было воспитывать своих детей? Меня хватило только на дочь. С ней я ещё успел пообщаться, занимаясь с ней музыкой. Сыновья тоже получили музыкальное образование.

 

Старший сын окончил Новосибирскую консерваторию, дочь Московскую, младшие, правда, окончив музыкальную школу, получили педагогическое образование.

 

 

1990 год. Открытие первой воскресной школы в Свято-Троицком храме Челябинска. Отец Владимир с женой Ларисой и детьми — Серафимом и Нонной.

Я уже говорил: для того, чтобы стать священником нужно призвание. Священник — это ведь не профессия (хотя многие так считают) и даже не образ жизни — это призвание.

 

 

      — Во время одной из проповедей в соборе Вы упомянули, что самый близкий Вам святой – преподобный Серафим Саровский. Почему именно он? Кстати, Ваш первенец тоже носит имя «Серафим» — это случайное совпадение?

 

— Не надо забывать, что я нёс послушание у архимандрита Серафима (Урбановского). Отец Серафим был пострижен в монашество с именем Серафим, и поэтому он очень почитал преподобного Батюшку. В доме отца Серафима я прочитал две удивительные книги, посвященные Старцу Серафиму: «Преподобный Серафим Саровский», автором которой был митрополит Вениамин (Федченков), причем эта книга была подарена отцу архимандриту самим владыкой Вениамином, и вторая книга — «Летопись Серафимо-Дивеевской обители», изданная в 1903 году, в год канонизации Преподобного Серафима Саровского. Я очень долго находился под впечатлением от этого чтения. Саровский святой сделался для меня очень близким.

 

 

Когда пришло время рождения нашего с матушкой первого ребенка (мы ещё не знали, кто родится, девочка или мальчик), помню, я разбудил матушку и сказал: «Давай, если родится девочка, назовем её Серафима, а если мальчик — Серафим». Так и получилось, родился Серафим, которого крестил сам отец архимандрит.

В одну из ночей 1991 года я увидел сон. Свято-Троицкая церковь города Челябинска, где я в то время служил. Облачившись в рясы, стоят отец Сергий Гулько (настоятель), отец Игорь Шестаков и я — все мы ожидаем появления преподобного Серафима Саровского. Появляется отец Серафим. Проходя мимо меня, движением головы он предлагает мне следовать за ним. Я иду, и одновременно пытаюсь что-то рассказать батюшке Серафиму о себе. Но он, останавливая меня знаком руки, дает мне понять, что всё знает и без моих слов. Мы подходим к стене, на которой видны две лестницы: одна поднимается круто вверх, другая ведет вниз. Все исчезает. Я просыпаюсь.

 

 

Зная по опыту, а также зная мнение святых отцов, что сны, явно запечатленные памятью, не случайны, я встал с постели и с очень легким чувством прочел акафист Преподобному. Также зная, что в подобных ситуациях нужно предоставить времени всё расставить по своим местам, я перестал думать об этом сне.

К тому времени мощи преподобного Серафима Саровского были вновь обретены на чердаке Казанского собора Ленинграда и находились тогда в Богоявленском патриаршем соборе города Москвы. 3 июля 1991 года их предполагали перенести в тогда уже переданную церкви Серафимо-Дивеевскую обитель.

В Дивеево формировался клир. Митрополит Николай (Кутепов) Нижегородский и Арзамасский предполагал составить его из людей надежных и своих. Такими тогда оказалась семья Покровских. Настоятелем собора был назначен протоиерей Игорь Покровский, по благословению архиепископа Мелхиседека приехавший туда из Свердловской епархии. Затем шёл протоиерей Николай, его отец, который служил прежде в городе Миассе Челябинской области. Когда его переводили в село Боровское Курганской области, мне приходилось замещать его в Миассе, где я познакомился с его матушкой Клавдией. В селе Боровском я познакомился с отцом Николаем на его 60-летнем юбилее, на котором присутствовал владыка Мелхиседек. Здесь же мы познакомились и с Леонидом Покровским (теперешним митрополитом Ставропольским), тогда студентом Болгарской духовной семинарии, впоследствии иеромонахом Кириллом, который также должен был войти в клир собора Дивеевской обители. Следующим шел протодиакон Владимир Покровский, который в год моего рукоположения в священный сан в 1985 году был секретарем епархиального управления Свердловской епархии и который водил меня вокруг престола при рукоположении меня во диакона. С ними в Дивеево поехал также Анатолий их брат и предполагал переехать протодиакон Герман, с которым мы к тому времени были знакомы уже пять лет, четыре из которых прослужили вместе в Свято-Симеоновском кафедральном соборе. Со всеми братьями Покровскими мне довелось ещё служить в Свердловске в приходе Елизавета при освящении храма Всемилостивого Спаса владыкой Мелхиседеком (настоятелем тогда был отец Николай Покровский) и при встрече мощей праведного Симеона Верхотурского в 1990 году.

 

 

Итак, в состав клира в Дивеево вошли три священника и протодиакон. Нужен был ещё священник. Семья Покровских остановилась в выборе на мне. Я тогда уже служил в Свято-Троицком храме, и в нашей семье уже успело родиться четверо детей, старшие учились музыке.

Еще прежде об этом сне я рассказал протодиакону Герману Покровскому (намерения служить в Дивеево у них тогда ещё не было).

В Прощёное воскресенье перед Великим постом епископ Георгий (Грязнов) изъявил желание послужить у нас в Свято-Троицкой церкви, естественно взяв с собой протодиакона Германа. Накануне вечером Герман сообщил мне, что митрополит Николай Нижегородский официально приглашает меня для служения в Дивеево. Отслужили Божественную литургию. Отца Германа попросили помочь на панихиде (отпевании). Вернулся оттуда Герман очень взволнованным и почти со слезами сообщил мне, что во время чтения священником Евангелия он вспомнил о моем сне. Тогда во сне Преподобный Серафим звал меня следовать за ним. И вот всё совпало: призыв отца Серафима и вот это официальное приглашение владыки Николая приехать в Дивеево, где вскорости, должны будут оказаться мощи преподобного Серафима. Отец Герман был потрясен. Не на шутку разволновался и я. Всю эту историю уже я со слезами пересказал своей матушке Ларисе. Но объективные обстоятельства препятствовали нашему переезду.

Тогда ещё был жив мой старец архимандрит Серафим (Урбановский) и я поехал за советом к нему в Касли. Пересказав ему всё подробно, я услышал от старца ответ: «Ничего не предпринимай. Если Богу будет угодно, ты окажешься там, куда Он тебе определит, даже если ты этого и не захочешь». Этот ответ успокоил меня. Но всё же я решил испросить благословение у самого батюшки Серафима, ведь он поставил меня перед выбором пути, ведущим либо резко вверх, либо круто вниз.

 

 

12 июня 1991 года я окончил Московскую духовную семинарию и, зная, что мощи преподобного Серафима еще находятся в Елоховском патриаршем Богоявленском соборе, поехал туда. Отстоял очередь, приложился к мощам Батюшки, встал на колени перед большой во весь рост иконой отца Серафима и попросил у него прощение за то, что не могу выполнить его послушание.

 

 

Прошли годы, и обстоятельства моего переезда, правда, в обратную сторону от мощей Преподобного — в Новосибирск, действительно сложились так, что не ехать было нельзя. Через какое-то время я опять во сне вижу отца Серафима, но в этот раз понимаю, что он тогда никуда меня не звал, но давал понять, что всегда рядом со мной.

Удивительно, что первого из святых, которого я увидел, войдя в Вознесенский кафедральный собор города Новосибирска, был преподобный Серафим Саровский (икона во весь рост, точно такая, перед которой я молился у мощей преподобного в Москве) и во имя которого назван один из приделов собора.

Ещё одно чудо, связанное с преподобным Серафимом. Надо сказать, что в Новосибирске первое время мы жили очень скромно.

 

 

Детей четверо, зарплату я не получал (не буду говорить почему, иначе мне придется перейти на личности). Мы какое-то время ели только пирожки из муки, которую нам давали раз в месяц в социальном отделе. На первое был суп с куриными кубиками с сухарями из хлеба, который я брал в Военном институте. Причём, если зазеваешься с сухарями, этот хлеб превращался в густую мыльную массу.

 

 

Так вот, в этот период, один добрый человек предложил мне съездить на поклонение святым мощам преподобного Серафима Саровского в Дивеево, причем нужно было проехать туда через Сергиев Посад. Я, естественно, согласился. Но, как назло, разболелся перед самым отъездом. Температура 40. Но я твердо решил поехать, несмотря ни на что. Приезжаем в Лавру. Зима, 13 января (день моего рождения). Знакомый мне иеродиакон насельник Лавры открыл нам источник Преподобного Сергия Радонежского. Мы окунаемся по обычаю по три раза.

 

 

 

 

 

На следующий день, теперь уже в Дивеево, прежде чем устроиться на ночлег в монастыре, теперь уже в источнике Серафима Саровского опять окунаемся трижды. Затем всенощное бдение накануне памяти Преподобного. У меня температура. Я восемь часов стоял на исповеди. Затем молебен у мощей Преподобного Серафима, Божественная литургия. Примечательно, что Божественную литургию возглавляли два архиерея: митрополит Николай Нижегородский (как раз тот самый, который приглашал меня для служения в Дивеево и владыка Иерофей (Соболев), которого я запомнил еще по Лавре, он был прекрасным канонархом с очень высоким красивым тенором). На этой литургии владыка Николай рукополагал кого-то во диакона, а водил этого ставленника тот самый протодиакон Владимир Покровский, который водил и меня. Я подошел к нему и сказал: «Помнишь, как ты меня водил?» — на что он ответил: » Глядя на тебя сразу все прошлое вспоминается!»

 

На фото: протодиакон Владимир, архимандрит Кирилл (Покровский), протоиерей Владимир, Александр Николаевич Кузнецов (благодетель)

 

Протоиерей Герман Покровский, протоиерей Владимир Маничев

 

Надо сказать, что это была одна из последних литургий, отслуженных этими владыками. Вскорости они оба отошли в мир иной. Ушел из жизни и протодиакон Владимир и протоиерей Герман. Будто отец Серафим решил собрать нас вместе в последний раз.

По окончании литургии — праздничная трапеза. Огромная длинная трапезная. За столом более трехсот человек, все в черном: священники, монахи, монахини. Рядом со мной какой-то инок с Афона, который всё время дремал. И вдруг я вспоминаю, что болел. Оказалось, что все признаки болезни прошли. Чудо! И опять отец Серафим напомнил мне о себе и о том, что не оставляет меня!

 

 

     — Вы упомянули, что в один из периодов Вашего служения в Новосибирске очень часто говорили проповеди в храме (почти ежедневно). Накоплен огромный опыт. Что, по-Вашему, больше всего влияет на успешность проповеди? Когда она достигает цели?

 

— В любом деле необходим навык. Представьте себе плохого музыканта — сможет ли он передать замысел композитора? Или, если это канатоходец, который идет без страховки под куполом цирка? Что произойдет, если он не получит должной подготовки? Так и священник. В своё время, когда я передумал было поступать в семинарию и поделился этими мыслями с архимандритом Кириллом (Павловым), он сказал: «Обязательно поступай! Ты должен знать, кто ты есть». Священник должен осознавать всю меру ответственности, которую он на себя берет.

Мы проповедуем за послушание. Помните, что по этому поводу говорит Апостол: «Ибо если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую! Ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду; а если недобровольно, то исполняю только вверенное мне служение» (1Кор. 9, 16-17).

И все-таки я считаю, что язык проповеди – не самая совершенная форма общения с прихожанами. Проповедь с амвона всегда обречена на общие фразы. Это как в гомилетике: вступление, основная часть и нравственное приложение. Причем проповедник, как правило, ограничен во времени (максимум семь минут). Правда, ещё существует так называемый экспромт — это и есть слово «по вдохновению», то, чем ты не можешь не поделиться.

Вспоминаю одну проповедь, сказанную на Пассии в Новосибирске. Кстати, после этой проповеди я интуитивно почувствовал, что со страстями Христа тоже нельзя «перебарщивать».

Тогда меня потрясла одна мысль о страдании Матери, стоящей у ног распятого Сына. Я попытался поделиться своими впечатлениями. Одна женщина (впоследствии она стала монахиней) вдруг взвыла и рухнула на землю на глазах у всех.

И что на следующей неделе? Опять Пассия, опять воспоминание спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа, опять говорить мне. Это ведь не шутка. Может ли человек, даже опытный священник, снова искренне воспроизвести эмоции, которые дошли бы до самой глубины слушающего сердца? Для этого нужно быть святым. Либо слова священника прозвучат формально, и совершенно точно будут и восприняты формально. Но речь-то ведь идет о вечных категориях! Вот почему Церковь, наша заботливая мать, не знала раньше практики служения Пассии. А кульминацией переживаний, связанных со страданиями Христа, была Великая Пятница.

Самая же совершенная форма общения с прихожанами, на мой взгляд, — это исповедь.

 

     — Вы упомянули о классической структуре проповеди, о ее частях. Да гомилетика – это наука, ее основы проповеднику необходимо знать. Но хорошая проповедь не всегда правильная, сказанная «по учебнику». Из чего она может складываться, сплавляться?

 

— Я очень уважал владыку Мелхиседека (Лебедева). Он меня рукополагал в священный сан, давал мне рекомендацию в семинарию, крестил моего третьего ребенка, причем сам вызвался, так что мы с ним стали кумовьями. Я уже рассказывал, что один раз мы были с ним в селе Боровское Курганской области, на 60-летнем юбилее тамошнего настоятеля протоиерея Николая Покровского. После литургии мы с владыкой вдвоем спускались с крылечка храма. А надо сказать, владыка Мелхиседек был прекрасным проповедником. Я буквально в рот смотрел ему, когда он проповедовал. Так вот, я спросил его тогда: «Владыка, что является источником вдохновения для ваших проповедей: молитва, богослужебные тексты, чтение Евангелия или святоотеческая литература?» Владыка ответил одним слово: «Всё!»

 

     — Как Вы относитесь к тому, что некоторые благочестивые люди пытаются заучивать наизусть целые фрагменты из Евангелия?

 

— Смотря, какую цель вы ставите при этом перед собой. Вы хотите кого-то в чем-то убедить и для большей убедительности начнёте цитировать тексты Священного Писания? Помните, как это бывает?

«И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове. Они же, придя говорят Ему: Учитель! мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь. Позволительно ли давать подать кесарю или нет? давать ли нам или не давать?» (Мк. 12, 13-14).

А если Евангельская мысль узнается сердцем, то сердцу достаточно сути, одной мысли, которая в данный момент является самой для вас насущной. Это и называется «умным бисером».

Если вспомнить советы на этот счет преподобного Серафима Саровского, то он говорил, что ум должен «плавать в Евангелии».

Евангелие нельзя изучать, даже если вы находитесь в процессе обучения в духовных школах, например. Евангелием нужно жить. На Евангелие нельзя смотреть со стороны. Евангелие напрямую касается нашего сердца. Об этом я пишу в моей книге «Путь души».

 

   

  — Давайте поговорим о Северной Осетии. Для нас, уральцев, это все-таки экзотика. Расскажите, пожалуйста, о Вашем «осетинском периоде»: чем оказался важен для Вас этот опыт? Почему такое сильное впечатление на Вас произвел осетинский язык?

 

2010 год. Протоиерей Владимир Маничев на празднике Троицы во Всехсвятском мужском монастыре в Новосибирске.

— В 2011 году, еще будучи клириком мужского Всехсвятского монастыря в Новосибирске, я получил приглашение провести свой отпуск в Южной Осетии, в Цхинвале. Вместо отдыха весь месяц я был в работе: как всегда крестил, отпевал, освящал помещения…

 

 

Что меня чрезвычайно удивило и даже потрясло: я увидел огромное количество храмов и часовен (их более ста пятидесяти в Южной Осетии на 30 тысяч населения). Большинство из них были ухожены, хоть сейчас заходи и служи. Никаких признаков вандализма я не обнаружил. В одной из них (она находится недалеко от расстрелянной грузинами казармы русских миротворцев) я отслужил панихиду о погибших  в 2008 году наших ребятах.

Как-то, в одном из районов Цхинвала я был чрезвычайно удивлен отношением взрослых мужчин к священнику: когда я вышел из машины, на которой меня возили, все старики встали. Мне сразу захотелось быть для них максимально полезным. Правда, я тогда ещё ничего не знал о тонкостях церковной жизни в Южной Осетии, и об этих храмах ничего не знал (точнее, не знал, как они используются осетинами). Мне захотелось приехать сюда, обучать для этих храмов священников. А когда меня привезли в высокогорное ущелье Сба и я ночью увидел небо, всё усеянное звездами, я сказал тогда вслух: «Я буду здесь жить!» Пришел на приём к владыке Зосиме во Владикавказе, написал прошение о переводе меня во Владикавказскую епархию. Вернувшись в Новосибирск, отпросился у владыки Тихона, и уехал на Кавказ.

 

 

 

Осетинский период моего служения можно назвать особенным. Надо сказать, что приглашали-то меня настоятелем кафедрального Георгиевского собора города Владикавказа, а на деле получилось совсем иначе. Я вообще чуть было не попал в Дагестан.

На приём к владыке Зосиме нас было двое: я и ещё один батюшка. Первым вошёл я. Мне было предложено владыкой поехать в Дагестан, в женский монастырь, где из насельниц всего только одна игуменья. Я не привык перечить владыкам и дал согласие. Но вдруг владыка спросил: «А кто там следующий за батюшкой?» Оказалось, что за мной священник, который служил в Дагестане и хорошо знает этот народ. Решили переиграть: меня сделали штатным священником кафедрального собора, а батюшка поехал в Дагестан. Потом я его видел в сопровождении двух автоматчиков. Оказывается, по Дагестану только так и можно было передвигаться. Как-то меня попросили отпеть одного человека, но не в соборе, а в Ильинском храме неподалеку. Назвали время, место отпевания. Я прихожу, захожу в храм пророка Илии, вижу покойника. Я в полной уверенности, что это тот покойник, которого я должен отпеть. Меня встречает батюшка и предлагает  возглавить отпевание. Оказалось, что это был совсем не тот покойник, которого я должен был отпевать, а это оказалась мама священника Богоявленского женского монастыря протоиерея Владимира Колесникова. Почему он предложил мне совершить отпевание, хотя сам предполагал это сделать, я могу только догадываться (заметьте, опять Владимир). На отпевании пели матушки монастыря вместе с игуменией Нонной, с которыми мы все и познакомились потом за поминальным столом.  Не буду вдаваться в подробности моей дальнейшей адаптации на Кавказе, скажу только то, что этот батюшка специально уехал на Афон на полгода (он имел такую возможность), чтобы я смог закрепиться в монастыре.

 

Насельницы монастыря.

 

 

 

 

В 2005 году я побывал в Америке, в Вашингтоне. Там без знания языка делать нечего. Приехав на Кавказ, я также думал, что мне необходимо учить осетинский язык. Но оказалось, что это совсем не обязательно было делать, там все говорят по-русски. Мне потом один осетин сказал: «В современной истории Вы единственный из всех русских и осетинских священников, который служит на осетинском языке».

 

Этот Крест освящал отец Владимир

 

 

С чего началось мое увлечение осетинским языком. Первый год я жил в монастыре: служба — келья, келья — служба… Служба в женском монастыре на церковнославянским языке перемежалась с осетинским языком. Апостол, молитва «Отче наш» на Литургии читались и пелись сначала на церковнославянском, а затем на осетинском языке. Мне захотелось научиться читать Евангелие на осетинском. Но просто читать, не понимая, мне не хотелось, поэтому я начал делать параллельный перевод для себя. Уже через месяц я впервые прочел Евангелие на осетинском языке. В монастыре одна из насельниц, матушка Анна (в прошлом преподаватель немецкого языка, филолог по образованию), «заразила» меня осетинским языком. Это я сейчас понимаю, почему я так влюбился в этот язык.

А все благодаря моей многолетней работе над смыслами Евангелия в книге «Путь души». На определенном этапе моей работы над этой книгой я зашел в тупик. Мне не хватало мостика от понимания символики евангельских текстов к обыкновенному человеку, может быть даже необразованному, некнижному. И вдруг несколько слов, которые перевернули во мне всё.

Первое слово, которое меня потрясло и сразу связалось с Евангелием — это понятие «самоотверженный» и «отчаянный». Помните в Евангелии: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24). Оказалось, что самоотверженный и отчаянный по-осетински — это тот, кто переполнен духом. А когда я узнал, что «ненавидеть» – это, во-первых, уносить чью-то душу, а во-вторых, носить злое сердце, я понял, что  это чисто христианское богословие, осетины просто не знают себе цены. И, обложив себя словарями, начал изучать грамматику осетинского языка. Дальше, больше. Чтение Евангелия за богослужением продолжалось. Но поскольку тексты Евангелия я знаю достаточно неплохо, я стал замечать сначала некоторые неточности перевода текста Евангелия, которым я пользовался при чтении во время службы, а потом и большие несоответствия с русским и церковнославянским текстами Евангелия. Этого я допустить, конечно, не мог.

Надо сказать, что углубляясь в смыслы осетинского языка, я настолько увлекся этим процессом, что посвящал этой работе все свое время, кроме сна, конечно. Была проделана колоссальная работа.

Было бы громко сказать, что я перевел Евангелие от Матфея. Нет, я скорее составил более полный и точный перевод. В этой работе я использовал три перевода Евангелия на осетинский язык: перевод, сделанный в Бельгии (который я использовал во время богослужения и в котором обнаружил огромное количество ошибок); перевод Института Библии (протестантский перевод) и перевод Библии, сделанный Иеговистами. Зная грамматику, я сделал некий свод (исключительно для личного пользования), из которого, по выбору, можно было читать тот или иной вариант, при желании уточняя смыслы.

Например, во второй главе Евангелия от Матфея: «Когда Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему. Услышав это, Ирод царь встревожился («смутися» — это по-славянски) и весь Иерусалим с ним» (Мф. 2, 1-3). Речь ведь идет о душе, в которой просыпается совесть. Опыт, конечно, подсказывает нам, что «встревожиться», «смутиться» означает для души лишиться мира. Но нарушение мира — это уже толкование слов «смутился», «встревожился» — это уже богословие, требующее определенного духовного опыта.  А если человек впервые слышит эти слова, как их довести до сердца? Иногда Евангельские события приближают нас к пониманию собственной души, например, если в душе засыпает Любовь — начинается буря в душе (это уже понятнее). Но как же быть с Иродом, который «смутися», и весь Иерусалим с ним? Что происходит с душей, лишенной покоя. В осетинском переводе, сделанном Иеговистами, предлагается очень простое решение: в этом месте звучит слово ба́змæлыд — глагол прошедшего времени от слова ба́змæлын — прийти в движение, двинуться, тронуться, шевельнуться, шелохнуться. «Иерусалим пришел в движение» — это уже совершенно наглядно для духовно неопытных слушателей. И так далее, примерно в таком ключе я переработал все Евангелие от Матфея. Причем все три варианта оставил на выбор. Еще раз подчеркиваю — это колоссальный труд, если учесть, что я не говорю по-осетински и не понимаю на слух осетинскую речь. Передо мной были только словари и знание грамматики.

Но хочу подчеркнуть, что это мое увлечение осетинским сакральным языком открыло мне глаза на собственную душу и заставило меня пересмотреть основной труд моей жизни, работу над собственным дневником «Путь души», точнее, работу над собственной душой. Потом ещё несколько лет осетинский язык не отпускал меня. Этот труд вылился в три книги: «Сакральность осетинского языка глазами русского православного священника»; «Тексты Священного Писания и сакральный осетинский язык, как опыт достижения и сохранения внутреннего душевного мира» и «Психология сакральности на примере осетинского языка». Чувствуете? Сначала сакральность, как подчинение Богу, затем тексты Священного Писания, как опыт достижения внутреннего мира, затем еще один шаг к душе, как психология сакральности. Разве всё это не является задачей каждого человека?

Да, я упоминал о том, что только поначалу думал, что осетины нуждаются в поддержке, что для их опустевших храмов нужны священники, и что осетины этого сами желают. Всё оказалось совсем не так. Ещё в первое свое посещение Кавказа в Южной Осетии в ущелье Сба я стал кое о чём догадываться. Мы остановились около храма в честь Богородицы на стыке двух ущелий. Храмик небольшой, кладбищенский, запущенный и без окон; пола внутри храма тоже не было, о иконостасе я уже не говорю. Рядом с храмом небольшое поселение, несколько домов буквально. Я подошел к одному старичку и с сочувствием в голосе начал говорить о храме, что вот мол он разрушен, что это плохо, наверное, что как вы тут живёте, не пытались ли вы его как-то восстановить? На что старик ответил мне что-то невразумительное. Я подумал: осетин, просто не понимает по-русски. Оказалось (только потом я об это  узнал), что сам храм для них не является храмом в нашем понимании этого слова. Сам по себе храм не является местом совместной молитвы в нашем понимании, они даже не заходят в него, когда собираются на молитву. В лучшем случае, снаружи храма на стену приклеивают свечи, зажигают их так, а сами располагаются рядом с храмом, причем они даже не называют его храм, а называют это место кувæндон — святилище, место, где верующие молились, исполняли религиозные обряды. Закалывают барана и пьют вино. Это то, что происходит сейчас. Правда, это всё не так просто и наполнено своим глубоким смыслом. В книге «Психология сакральности» я говорю об этом. Но самое печальное для нас, и в частности для меня, было то, что все эти действия они никак не связывают с Христианством. Но это особая тема.

В результате то, что я пытался сделать для осетин в своих книгах, раскрывая для них смыслы их же языка, одни не приняли, потому что я православный священник, другие (это уже православная позиция), что я являюсь чуть ли не апологетом традиционной религии. Одни называют себя традиционалистами, другие называют их язычниками.

Поэтому пусть осетины сами разбираются между собой. Я же проживание в Осетии и знакомство с культурой этого народа и их языком, считаю самым счастливым периодом в своей жизни. Этот язык помог мне, как уже говорилось найти тот «мостик», то недостающее звено, с помощью которого мне ещё больше открылась божественная сущность человеческой души.

 

 

  — Спасибо Вам за этот интересный и откровенный рассказ.

 

— Буду рад, если мой опыт для кого-то окажется полезным. Господь учит нас, что человек должен спасаться через человека. А значит, учиться на чьих-то ошибках, вдохновляться чьим-то примером. «Кто имеет уши слышать, да слышит».

 

Записал интервью Игорь Степанов

 

 

 

 

 

 

 

 

 

(1409)